Наискосок от меня в офисе сидит парень и каждый день, в 15-00 по телефону или Майл-агенту раскручивает очередную деваху на вечерний секс.
И проиграл я свое парри - за двадцать дней рабочих - ни одной осечки.
Вот сейчас, пока писал начало поста, разыгралась хохма - сидит этот парень и по мобилке болтает с девушкой - уже четко становится ясно, что уже все решено, встречаются время и место встречи означено и дело за малым - окончить разговор... Все тихо вслушиваются, этот перец непревзойденый мастер пикапа.
Вламывается зам генерального (тот самый замполит с атомных подлодок) и гаркает во всю мощь своей командирской глотки:
"- Андрюха! Собирайся, по бабам поедем!"
Офис, в котором обычно не звучит ничего громче голосов вежливых клиентов, просто разорвало диким гоготом.
Самое смешное, что встреча, хоть девушка хохот и слышала, абсолютно не расстроилась.
Два выходных дня убить на гостевой домик – это слишком – разбитые руки и пальцы не попадают по клаве, спина болит… Заклебали авралы, которые берутся откуда ни возьмись. Одно тока радует – на семью…
Малинчег, ты, пожалуй, поймешь весь цимус ситуации – в душевую комнатку домика надо было засунуть стиральную машину и раковину! У меня, как это ни странно, получилось… Йа гений!
Не так давно на один из траходромов теща и ее сестра сшили вместе четыре (!!!) матраса. Шили по месту, то есть прям на кровати… А так как в ту комнату должны привезти кожаную мебель (домик и так гламурен донельзя, куда уж дальше-то?!!!), то все оттуда нуно вывозить. Матрас выносил я – чуть не родил. Уже когда припер его навторой этаж – вздумалось его взвесить… Восемьдесят кг!!!! Хотелось говорить долго и матерно.
А ощущения нынче, будто двое суток трахалсо без перерыву…
"На старой, забытой военной базе Tихого океана, солдаты потерявшие свой разум во время войны, были собраны вместе, чтобы закончить свою, еще одну, но уже заключительную миссию.
Там, далеко от цивилизации живут: Сержант Эл, который выращивает свою любовь к храбрым солдатам. Доктор Фридрих, совершенствующий себя в фотографии. И умственно отсталый Генерал А, который создает "свое" искусство, но не на бумаге или холсте, а используя для этого немного другой материал.."
спер у Пехова
Забыл совсем - меня приколбасило, посему - аккуратней.
Питерское. Питерское. Иногда на меня находит легкая грусть, особенно когда я прощаюсь с другом, помахивая ему рукой. И тогда одна моя половинка привычным шаблоном строит путь вниз, в метро, на вокзал домой, а вторая, более легкая и свободная в выборе путей, скользит наверх, к Манежу, мимо Александровскому саду, чтобы начать свой путь с Крымского моста, а закончить его на Адмиралтейской набережной. Спрыгнуть с парапета и покачать головой, оглядывая недавно пустующий постамент. Щелкнуть пальцами, чтобы услышать за спиной укоряющий вздох: - Тебя давно не было, а лясы точить с чайками уже обрыдло! - Полноте тебе, старый ворчун, - улыбаюсь я и поворачиваюсь, - уж что-что, а скучать тебе не приходится, работа у тебя не та! Да и декаду назад я тебя здесь не застал. Массивный и великолепный, добродушный и предельно корректный Хранитель… - Был не у дел. – Скупо роняет он и стыдливо отводит взор в сторону. - Кстати, как твоя спина, уважаемый! – спохватываюсь я. - Залатали. – Он лаконично закрывает больную тему, присаживается рядом и устремляет взгляд на воду. - Зато город – стоит! – утешаю я его. - Стоит. – Теперь в его голосе уже не слышно бряцания стали, и он смотрит на отражение огней в воде без настороженности. Так мы и молчим, любуясь огнями ночного города. - Знаешь, а я ведь соскучился! – вдруг говорит он. Немного удивляюсь, да, он – воин от самого носа до кисточки хвоста, но скука и однообразие не относятся к достоинствам дозорной службы, да и отдохнул он немного в мастерских. - Меня ведь, бывает, развлекают здесь… - он чуть склоняет кудлатую голову на бок, а на морде проступает легкая улыбка. - При исполнении?!! – изумляюсь я. - Ага! – он прямо засветился от удовольствия, и до невозможности стал похож на школьника, удачно подложившего кнопку соседке по парте. - Расскажешь? – спрашиваю я. - Ее привозят на карете… - начал было он, но, перехватив мой удивленный взгляд, сбился. – А что ты на меня так уставился? Ты из своей белокаменной по перилам приходишь, а кое-кто и в каретах… - Приезжает она в карете! – продолжал он, не дождавшись моей реакции. – Без гербов, простая такая карета, но очень непростая такая карета, я, знаешь ли, на них насмотрелся. В упряжке – пара каурых, а на козлах кто-то из местных, то ли домовой, то ли парадный или мостовой – не разглядел я… А потом выходит она! Тут он довольно жмурится и переступает лапами. - Знаешь, на ней такое обычное-обычное платье, без изысков. Серое с белым рисунком, ну совсем как мое небо. И сколько бы она не приезжала – рисунок ни разу не повторился… У нее в руках простой серый веер, но как только она его раскрывает, буря или ветер бушуют в эту ночь – они тут же стихают. Мне такое не под силу, а она даже не замечает этого, так я не замечаю все эти жестяные кареты что проносятся мимо меня каждую секунду. А она раскрывает веер, вспархивает на перила и танцует менуэт… - Здесь и шагу в сторону не сделаешь – сверзишься! – вклинился я и тут же осекся. –Извини… Он великодушно смерил меня взглядом мудрого дедушки: - Не трогай сомнением то, чего быть не может и оно с тобой обязательно случится… - Она ничего не произносит, - продолжил он,- смотрит куда-то вдаль, мимо меня, мимо этих стен, но я отчего-то уверен, что, она танцует для меня, может даже для реки, для огней и звезд. Легкий взмах ее руки и годы, давящие мне на плечи – достаются вечности, легкий скользящий шаг, другой – и призрак смерти отступает прочь, она приседает в реверансе, а моих сил прибывает… - Так всегда было! – после долгого, затянувшегося на часы молчания произносит он. – Я, мои братья и сестры помнят всех. Всех, кто вставал рядом с нами плечом к плечу, всех, кто делил нашу ношу… Всех… Запомни мой друг, до тех пор пока нам, Хранителям, кто-то танцует, поет песни, читает стихи или просто приходит вместе помолчать - Город будет стоять! - … будет стоять! – эхом откликаюсь я. Он встал, с наслаждением кошки потянулся, попробовав гранит когтями, властным взором окинул другой берег – колонны, крепость, остановился на уродливом сером здании с надписью «Мобильные телесистемы», довольно хмыкнул, зачем-то обозначил легкий поклон, словно отдал честь и перевел тяжелый взгляд на меня: - Тебе пора, мой юный друг! Впрочем, мне – тоже… Я легко вспрыгнул на парапет: - До свидания. - Пока! – мощным рыком бухнуло мне в спину.- Передавай привет коллегам. - Обязательно! – тихо, не опасаясь быть не услышанным, сказал я и сделал шаг.
День уже собирался подойти к концу, когда я, порядком вымотанный восьмичасовыми посиделками в Раменском УВД, вскарабкался на железнодорожный переход и, как обычно это делаю, минуток десять уделил любованию севером... Как ни прохожу там - днем ли, ночью поздней или вечером, именно это направление притягивает взор, и замечаю что я не один такой - один или два человека обязательно стоят неподалеку и так же бездумно смотрят в темнеющее небо.
То ли шорох мыслей миллионов москвичей, то ли рельсы уходящие в горизонт, или же просто предвестье ночи притягивает взор. И ни пронизывающий холодный ветер, ни нудный холодный дождик не способны испортить этого необычного впечатления.
Что-то там такое есть - подумалось мне, и в ответ зазвонил мобильник.
Катрин.
Полные жизни глаза и блеск улыбки спустя каких-то полтора часа...
У меня в знакомых есть три непредсказуемости. Одна, тоже Катерина – непредсказуемость солнечная, другая – угрюмая, а ты, моя драгоценная, сумеречная… Сумеречная потому, что непонятно в какую степь тебя может понести в следующий момент – к свету или во тьму. И идти ты будешь в этом полете до самого до конца… Это не есть хорошо и это не есть плохо – свет не всегда хорош, а тьма не так отвратительна, как кажется… А половинчатость и незавершенность некоторых добрых деяний будут подчас много хуже и безрадостней по последствиям, нежели некоторые свершенные злопакости. Порою жизнь наша напоминает джунгли с ее пестрой и смертоносной живностью. Живности хватает всякой – ползающей, шипящей, бегающей, летающей и испражняющейся на головы тех, кто ниже и закусывает теми, кто слабей… Но это ведь всего лишь порою, драгоценная моя всего лишь порою Бывает так, что на пути возникают редкие оазисы мягкого уюта, теплого покоя и уже порядком подзабытой безопасности. Где никто не пнет, не укусит и не напросится наглостью своей быть порванным в клочья. Там, где можно вдоволь напиться воды, студеной до ломоты в зубах, почистить шкурку и поплескаться в кристально чистых водах родника. А потом, обсохнув и поиграв с солнечными зайчиками, свернуться клубком и насладиться долгим крепким сном, оглашая окрестности оазиса громким нежным мурчанием. А бывает так, что схватки за жизнь и право быть собой длится не день и не два, когда клочья окровавленной шерсти летят во все стороны, а зверье помельче со всех лап торопиться убраться прочь. Вчера быть может ты была игривым и беззаботным котенком, сегодня – сильный и опасный хищник. А завтра – царицей, что величавой поступью будет приводить в ужасающий трепет и восторженное преклонение. И чтобы немного позади ее тенью шел сам ОН сильный и несгибаемый. Царь, ей под стать, лучше всех знающий, что под ее свирепой готовностью пустить в ход клыки и когти скрывается маленькая нежная кошка…
Львицы, знаешь ли, очень красивые создания, даже откусывать голову они будут все также неспешно и с каким-то непостижимой значимостью. Словно знают, что в сем увлекательном занятии никто им не помеха.
Не показывай своих намерений - этим ты утешаешь самого себя, оттягиваешь воплощение этого намерения и даешь шанс друзьям недоброжелателям сбить тебя с намеченного пути.
только прет меня, когда некоторые особо продвинутые цедят сквозь зубы "-Цивил"...
Вспомнился некий фильм, где бритый парнишка в военной форме готовился улетать во Вьетнам, а вокруг него сидели разномастно-прикинутые хиппи и чмырили его по всякому - "Ты продался системе, ты прогнулся, ты всего лишь винтик, а мы... мы - сила, мы свободны!"
И вдруг торкнуло меня тогда, что парнишка-то как раз свободен - он не побоялся прийти в форме и сказать-показать, что он изменился. А эта кучка хиппующих - боится, боится перемен и в статике своей и закоснелости гораздо хуже паренька, меньше...
Он-то как раз оказался неформалом по сути, а они - по форме.