Питерское. Питерское. Иногда на меня находит легкая грусть, особенно когда я прощаюсь с другом, помахивая ему рукой. И тогда одна моя половинка привычным шаблоном строит путь вниз, в метро, на вокзал домой, а вторая, более легкая и свободная в выборе путей, скользит наверх, к Манежу, мимо Александровскому саду, чтобы начать свой путь с Крымского моста, а закончить его на Адмиралтейской набережной. Спрыгнуть с парапета и покачать головой, оглядывая недавно пустующий постамент. Щелкнуть пальцами, чтобы услышать за спиной укоряющий вздох: - Тебя давно не было, а лясы точить с чайками уже обрыдло! - Полноте тебе, старый ворчун, - улыбаюсь я и поворачиваюсь, - уж что-что, а скучать тебе не приходится, работа у тебя не та! Да и декаду назад я тебя здесь не застал. Массивный и великолепный, добродушный и предельно корректный Хранитель… - Был не у дел. – Скупо роняет он и стыдливо отводит взор в сторону. - Кстати, как твоя спина, уважаемый! – спохватываюсь я. - Залатали. – Он лаконично закрывает больную тему, присаживается рядом и устремляет взгляд на воду. - Зато город – стоит! – утешаю я его. - Стоит. – Теперь в его голосе уже не слышно бряцания стали, и он смотрит на отражение огней в воде без настороженности. Так мы и молчим, любуясь огнями ночного города. - Знаешь, а я ведь соскучился! – вдруг говорит он. Немного удивляюсь, да, он – воин от самого носа до кисточки хвоста, но скука и однообразие не относятся к достоинствам дозорной службы, да и отдохнул он немного в мастерских. - Меня ведь, бывает, развлекают здесь… - он чуть склоняет кудлатую голову на бок, а на морде проступает легкая улыбка. - При исполнении?!! – изумляюсь я. - Ага! – он прямо засветился от удовольствия, и до невозможности стал похож на школьника, удачно подложившего кнопку соседке по парте. - Расскажешь? – спрашиваю я. - Ее привозят на карете… - начал было он, но, перехватив мой удивленный взгляд, сбился. – А что ты на меня так уставился? Ты из своей белокаменной по перилам приходишь, а кое-кто и в каретах… - Приезжает она в карете! – продолжал он, не дождавшись моей реакции. – Без гербов, простая такая карета, но очень непростая такая карета, я, знаешь ли, на них насмотрелся. В упряжке – пара каурых, а на козлах кто-то из местных, то ли домовой, то ли парадный или мостовой – не разглядел я… А потом выходит она! Тут он довольно жмурится и переступает лапами. - Знаешь, на ней такое обычное-обычное платье, без изысков. Серое с белым рисунком, ну совсем как мое небо. И сколько бы она не приезжала – рисунок ни разу не повторился… У нее в руках простой серый веер, но как только она его раскрывает, буря или ветер бушуют в эту ночь – они тут же стихают. Мне такое не под силу, а она даже не замечает этого, так я не замечаю все эти жестяные кареты что проносятся мимо меня каждую секунду. А она раскрывает веер, вспархивает на перила и танцует менуэт… - Здесь и шагу в сторону не сделаешь – сверзишься! – вклинился я и тут же осекся. –Извини… Он великодушно смерил меня взглядом мудрого дедушки: - Не трогай сомнением то, чего быть не может и оно с тобой обязательно случится… - Она ничего не произносит, - продолжил он,- смотрит куда-то вдаль, мимо меня, мимо этих стен, но я отчего-то уверен, что, она танцует для меня, может даже для реки, для огней и звезд. Легкий взмах ее руки и годы, давящие мне на плечи – достаются вечности, легкий скользящий шаг, другой – и призрак смерти отступает прочь, она приседает в реверансе, а моих сил прибывает… - Так всегда было! – после долгого, затянувшегося на часы молчания произносит он. – Я, мои братья и сестры помнят всех. Всех, кто вставал рядом с нами плечом к плечу, всех, кто делил нашу ношу… Всех… Запомни мой друг, до тех пор пока нам, Хранителям, кто-то танцует, поет песни, читает стихи или просто приходит вместе помолчать - Город будет стоять! - … будет стоять! – эхом откликаюсь я. Он встал, с наслаждением кошки потянулся, попробовав гранит когтями, властным взором окинул другой берег – колонны, крепость, остановился на уродливом сером здании с надписью «Мобильные телесистемы», довольно хмыкнул, зачем-то обозначил легкий поклон, словно отдал честь и перевел тяжелый взгляд на меня: - Тебе пора, мой юный друг! Впрочем, мне – тоже… Я легко вспрыгнул на парапет: - До свидания. - Пока! – мощным рыком бухнуло мне в спину.- Передавай привет коллегам. - Обязательно! – тихо, не опасаясь быть не услышанным, сказал я и сделал шаг.
День уже собирался подойти к концу, когда я, порядком вымотанный восьмичасовыми посиделками в Раменском УВД, вскарабкался на железнодорожный переход и, как обычно это делаю, минуток десять уделил любованию севером... Как ни прохожу там - днем ли, ночью поздней или вечером, именно это направление притягивает взор, и замечаю что я не один такой - один или два человека обязательно стоят неподалеку и так же бездумно смотрят в темнеющее небо.
То ли шорох мыслей миллионов москвичей, то ли рельсы уходящие в горизонт, или же просто предвестье ночи притягивает взор. И ни пронизывающий холодный ветер, ни нудный холодный дождик не способны испортить этого необычного впечатления.
Что-то там такое есть - подумалось мне, и в ответ зазвонил мобильник.
Катрин.
Полные жизни глаза и блеск улыбки спустя каких-то полтора часа...
У меня в знакомых есть три непредсказуемости. Одна, тоже Катерина – непредсказуемость солнечная, другая – угрюмая, а ты, моя драгоценная, сумеречная… Сумеречная потому, что непонятно в какую степь тебя может понести в следующий момент – к свету или во тьму. И идти ты будешь в этом полете до самого до конца… Это не есть хорошо и это не есть плохо – свет не всегда хорош, а тьма не так отвратительна, как кажется… А половинчатость и незавершенность некоторых добрых деяний будут подчас много хуже и безрадостней по последствиям, нежели некоторые свершенные злопакости. Порою жизнь наша напоминает джунгли с ее пестрой и смертоносной живностью. Живности хватает всякой – ползающей, шипящей, бегающей, летающей и испражняющейся на головы тех, кто ниже и закусывает теми, кто слабей… Но это ведь всего лишь порою, драгоценная моя всего лишь порою Бывает так, что на пути возникают редкие оазисы мягкого уюта, теплого покоя и уже порядком подзабытой безопасности. Где никто не пнет, не укусит и не напросится наглостью своей быть порванным в клочья. Там, где можно вдоволь напиться воды, студеной до ломоты в зубах, почистить шкурку и поплескаться в кристально чистых водах родника. А потом, обсохнув и поиграв с солнечными зайчиками, свернуться клубком и насладиться долгим крепким сном, оглашая окрестности оазиса громким нежным мурчанием. А бывает так, что схватки за жизнь и право быть собой длится не день и не два, когда клочья окровавленной шерсти летят во все стороны, а зверье помельче со всех лап торопиться убраться прочь. Вчера быть может ты была игривым и беззаботным котенком, сегодня – сильный и опасный хищник. А завтра – царицей, что величавой поступью будет приводить в ужасающий трепет и восторженное преклонение. И чтобы немного позади ее тенью шел сам ОН сильный и несгибаемый. Царь, ей под стать, лучше всех знающий, что под ее свирепой готовностью пустить в ход клыки и когти скрывается маленькая нежная кошка…
Львицы, знаешь ли, очень красивые создания, даже откусывать голову они будут все также неспешно и с каким-то непостижимой значимостью. Словно знают, что в сем увлекательном занятии никто им не помеха.
Не показывай своих намерений - этим ты утешаешь самого себя, оттягиваешь воплощение этого намерения и даешь шанс друзьям недоброжелателям сбить тебя с намеченного пути.
только прет меня, когда некоторые особо продвинутые цедят сквозь зубы "-Цивил"...
Вспомнился некий фильм, где бритый парнишка в военной форме готовился улетать во Вьетнам, а вокруг него сидели разномастно-прикинутые хиппи и чмырили его по всякому - "Ты продался системе, ты прогнулся, ты всего лишь винтик, а мы... мы - сила, мы свободны!"
И вдруг торкнуло меня тогда, что парнишка-то как раз свободен - он не побоялся прийти в форме и сказать-показать, что он изменился. А эта кучка хиппующих - боится, боится перемен и в статике своей и закоснелости гораздо хуже паренька, меньше...
Он-то как раз оказался неформалом по сути, а они - по форме.
... ревность женщины гораздо проще вызвать к жизни простым и искренним восхищением другой особью женского полу, нежели парой-тройкой постельных интрижек...
Это снова я – Зеркало. Скажите мне, стоит ли тратить свои драгоценные силы на бессмысленные споры со мной? Почему бессмысленные – наверное, спросите вы. Все очень просто, дорогие мои гляделкины, красавицы и прочие уродцы, я – отражаю. Я не волшебное, я не отвечу на блондинистый вопрос кто милей, иль краше… Я – самое обычное зеркало, разве что с некоторым количеством серебра… Еще раз, для самых умных, повторяю, я – отражаю. И не кого-нибудь, а именно вас. Улыбнитесь мне и я вам отвечу тем же, с удовольствием расскажу что-нибудь смешное, похохмим вместе, украду у вас толику хорошего настроения и тут же его верну, веселя и даже, если очень захотите, дурашливо показывая друг другу языки… Придете в печали и горести? Ну… такова судьба моя – печалиться и горевать вместе с вами, а пылинки серебра должно хватить, чтобы отразить то, что вы мне не показали – крохотных угольков надежды и слов утешения. Подуть на них? Да запросто! Только – вместе! Ведь я – всего лишь отражаю… А ты, капризное дитя! Зачем ты корчишь мне злобные рожицы? Они не прибавят тебе ума и не доставят мне удовольствия, к тому же эти корчи так портят твое юное и красивое лицо, лишает радости твои наивные глаза… И оскалом этих крохотных зубок ты хочешь меня напугать? В меня рычали благородные львы… - Бу!!! Ну что, мой маленький друг, испугался? Не виноват я, прости. Я ведь всего лишь зеркало, и испугался ты лишь самого себя… О! А вот и господин фехтовальщик пришел… Молча и без предупреждения молниеносный выпад? А вот вам блок! Что, поражены моим мастерством? А-а-а, движения знакомы? Да-да, мой дорогой друг, у нас с вами одни и те же учителя… Выпад, наплевав на защиту?.. Ах… Вам больно, месье? Мне – тоже, и так же как вы, я истекаю кровью… Ступайте, быть может, в вашей крови теперь достаточно серебра, чтобы понять каково это – быть зеркалом. Леди спорщица? Увольте! Первое время я побеседую с вами, но вам же нужна не она, вам бы лишь раздавить и навязать свое видение мира… Как хотите, воля ваша, только потом не дивитесь своему поражению – вы ничего не добьетесь – толку то оспаривать свои собственные доводы и утверждения… Ведь я всего лишь зеркало, я – отражаю.
Что? Что я слышу… Кто сказал – люблю? Кто?!! Отвечай же! Не молчи!!!